– А чем ты занимаешься? – спросил в свою очередь он.

Его голубые глаза были настолько притягательны, что она с большим трудом смогла сосредоточиться на предмете разговора.

– Чем я занимаюсь? – переспросила она, пытаясь вернуться к действительности. – Ах да, я работаю в галерее. Мы занимаемся художественным творчеством, создаем недорогие произведения искусства, украшения и все такое прочее.

– На Манхэттене?

– Нет, в Вудвилле. Когда мне нужно поехать в город, я еду до Гринвича, а затем пересаживаюсь на пригородный поезд. Но это бывает только один-два раза в неделю.

– Один-два раза в неделю? – удивленно переспросил он. – Что заставляет тебя ездить в Нью-Йорк так часто?

– Я…

Она ответить не успела, как прозвучал автомобильный сигнал. Они повернулись почти одновременно и увидели, что во двор въехал «мерседес». Из машины вышел седовласый человек, подошел к противоположной дверце машины, открыл ее и протянул руку Селии. Ее мать радостно улыбнулась и грациозно приняла его руку, выходя из машины. Он нежно поцеловал ее в губы, и они направились к дому.

Ян вскочил и пошел к двери, чтобы приветствовать их.

– Я уже подумал, что хозяева решили оставить меня здесь навсегда, – сказал он. – Привет, папа. Привет, Селия, – продолжил он более вежливо и наклонился над ней, чтобы поцеловать в щеку.

– Извини, что мы так задержались. У Селии был огромный список вещей, которые нужно было купить. Боюсь, что вы проголодались. – Джон Дуглас оглядел комнату и заметил Шей. – Привет. Ты, должно быть. Шей?

– О дорогая, я так рада, что ты приехала. – Ее мать оставила мужа и подошла к дочери, чтобы обнять ее. – Как дела?

– Прекрасно, – сказала Шей, целуя мать в мягкие, тщательно причесанные волосы. Она обняла ее, а затем посмотрела в сияющие от счастья глаза. – Что касается тебя, то мне не надо спрашивать, как твои дела. Я и так вижу, что у тебя все прекрасно, – сказала она матери, широко улыбаясь. – Ты прямо сияешь от счастья.

– Это все благодаря Джону, – ответила мать мягким голосом, в котором слышались интонации, свойственные молоденьким девушкам. Она потянула Джона к себе. – Джон, это моя дочь Шей.

Джон непринужденно взял ее за обе руки и внимательно посмотрел на нее. Шей поняла, откуда у Яна такие голубые глаза. Он унаследовал их от отца.

– Шей, ты такая же красивая, как и твоя мать, – ласково сказал Джон и поцеловал ее в щеку. – Прости меня за спешку, но я так страстно желал дать свое имя твоей матери, что даже не успел организовать официальную церемонию бракосочетания. Я думаю, что это простительно. Я просто сгорал от нетерпения.

– Ты сделал ее счастливой, Джон. Мне гораздо приятнее быть свидетелем ее счастья, чем обмениваться формальными комплиментами на официальном бракосочетании, – ответила Шей с такой же мягкой улыбкой.

– Нет, это она сделала меня счастливым, – возразил Джон. – Я испытываю такой прилив счастья, о котором уже давно забыл. Добро пожаловать в наш дом, Шей. Мы всегда будем рады видеть тебя здесь.

– Спасибо.

Он еще раз пожал ей руки, а затем отпустил ее и повернулся к Яну:

– Я вижу, что вы уже познакомились. Это мой сын.

– Да, я уже узнала о нем достаточно много, – сказала Шей, и ее глаза шутливо заблестели. – У меня такое ощущение, что я знаю его уже долгие годы.

– О, я так рада, что вы поладили, – вмешалась Селия. – Мы с Джоном очень надеялись, что вы станете друзьями.

– Ты была бы очень удивлена, мама, если бы знала, как я близко с ним познакомилась, – сказала Шей, многозначительно подмигнув Яну.

Ее мать настороженно посмотрела на дочь, и та потупила глаза, понимая, что допустила ошибку. Теперь Селия будет думать, что ее дочь что-то замышляет. Не нужно было говорить таким многозначительным тоном и так насмешливо. Она была искренне рада, что ее мать чувствует себя счастливой, и ей очень не хотелось испортить этот праздник.

– Когда, вы приехали, мы с Яном беседовали на очень интересную тему, – сказала она с весьма серьезным выражением лица.

– Да, – подтвердил Ян и добавил после небольшой паузы:

– Мы обсуждали чрезвычайно важный вопрос о том, как сознание человека должно руководить его поступками.

– О! – воскликнула Шей, вызывающе приподнимая подбородок и поворачиваясь к нему. – С моим сознанием все в полном порядке. И с моими поступками тоже.

– Тогда, может, стоит обсудить твои моральные принципы?

– Ян… – попытался вмешаться Джон Дуглас.

– О дорогая! – воскликнула Селия. – А я так надеялась…

– Мои моральные принципы вполне нормальны и современны, – парировала Шей, запрокидывая голову, чтобы видеть глаза Яна.

– Ты не смогла мне этого доказать.

– А я ничего и никому не обязана доказывать, – яростно выпалила Шей, не обращая внимания на попытки матери успокоить ее. – Я никогда не доверяла таким узколобым, ограниченным и самодовольным педантам, как ты. – Ее грудь бурно вздымалась, когда она выкрикивала наполненные гневом слова. – Извините меня, – сказала она, направляясь к двери. – Мне нужно принять душ и переодеться к ужину.

Шей взбежала вверх по лестнице, вошла в ванную и включила такую холодную воду, какую только могла выдержать. Но вместо долгожданного успокоения холодный душ лишь усилил приступ охватившего ее гнева.

– Какой дикарь, – пробормотала она, надевая короткую юбку и блузку свободного покроя. Мягкая и тонкая ткань блузки приятно щекотала тело и не скрывала округлые формы груди. Шей собрала волосы в пучок и завязала их на макушке. При этом несколько локонов остались свободными, что придавало особое очарование ее лицу.

Ян Дуглас сочетал в себе все качества, которые она всегда презирала в людях. Он был чересчур рассудительным, чересчур категоричным и слишком правильно говорил о всех вопросах, которые касались морали и нравственности человека. Он осуждал любое проявление свободомыслия и независимости и при этом считал возможным поучать таких, как она.

Шей было уже тридцать лет, и она не могла изменить себя, свой характер и привычки, да и не хотела этого делать, если честно признаться. Ее отец был единственным человеком, который до конца понимал ее. Он всегда поощрял ее чувство свободы, поддерживал ее стремление к независимости в суждениях. Воспитывая в ней терпимость к другим людям и их недостаткам, он часто говорил, что она не должна строго судить других людей. Когда он умер, она потеряла не только любящего отца, но и самого близкого друга, верного союзника.

Она до сих пор помнит его и чувствует, как ей недостает его. Он был врачом, которым восхищались все его пациенты, мужем, которым восторгалась жена, отцом, которого так сильно любила дочь. У них сложились очень редкие по тем временам отношения – открытые и доверительные. Мать Шей всегда была сдержанной и неохотно обсуждала с дочерью некоторые подробности интимной жизни человека. Отец же был предельно откровенным и всегда прямо отвечал на все ее вопросы, даже самые пикантные, причем делал это подробно и обстоятельно. Более того, он всегда ценил ее способность проявлять любознательность и задавать самые разные вопросы, считая это естественным проявлением человеческого любопытства и интереса к жизни. Тем же, кто постоянно упрекал Шей в не совсем правильном поведении, он всегда отвечал, что это нормальное проявление открытости, откровенности и честности. Она все время ощущала его защиту и покровительство.

Более всего Шей ненавидела тех узколобых, ограниченных людей, которые считали себя вправе поучать других, навязывать им собственные стереотипы поведения. Она всеми фибрами души ненавидела ханжество и показную добропорядочность. Теперь она уже нисколько не сомневалась, что Ян Дуглас принадлежит именно к такой категории людей. Жаль, что это так. Человеку с такой внешностью не подходит роль, которую он старательно пытается играть. У него такие чудесные глаза, такой красивый волевой подбородок. Ей казалось, что совершенно невозможно ненавидеть человека со столь красивым телом и лицом, что Нарцисс заплакал бы от зависти.